«Слишком трудно вспоминать!»

Судьбы людей, переживших военное лихолетье, складывались по-разному, но в одном они все сходятся: жизнь для них делится на «до войны и после». Война, как страшная черная ночь, зияющей воронкой сидит в памяти и не уходит. Говорят, время лечит, но эти слова нельзя отнести к нашим ветеранам, которые, несмотря на прошедшие годы, вспоминают о войне со слезами на глазах. Вот и Мария Семеновна Шульц — жительница блокадного Ленинграда — поначалу отказывалась от встречи, боясь бередить незаживающие раны: «Я стараюсь не вспоминать о тех годах, слишком тяжелое было время». Но они напоминают о себе каждый день, каждую минуту болью. Сегодня для Марии Семеновны идет другая война — война со своими недугами.

Детство и юность Мария Семеновна провела в Вологодской области, причем район, где находилась ее деревня, относился до войны к Ленинградской области, поэтому вполне было объяснимо решение уехать в Ленинград, чтобы учиться дальше. Война незваным гостем ворвалась в размеренную и веселую жизнь студенток текстильного техникума. «Все, кто постарше был, понимали, что такое война, они плакали, переживали, мы же еще даже в кино какое-то время бегали, пока не закрыли кинотеатр», — рассказывает ветеран. Многие семьи отправились в эвакуацию, с каждым днем становилось понятно, что эта война не на месяц. Улицы города пустели, начались бомбежки, обстрелы. И Мария Семеновна вместе со своими подругами отправилась строить заграждения — противотанковые установки, которые называли «ежами». Они участвовали в установке аэростатов, с помощью которых защищали небо над городом. До начала блокады мирное население принимало участие в строительстве оборонительных сооружений вокруг Ленинграда. В одном из пригородных селений железнодорожный состав, на котором привезли рабочих, попал под обстрел. Водокачка — цель немецких самолетов — была взорвана, повсюду разлилась вода. Спасали всех военные. Командир дал команду грузиться на платформы, разделяя гражданских и военных на группы. Пришлось поработать и в госпиталях. Пожилая женщина вздрагивает, говорит, что до сих пор при воспоминании об этой работе запах крови стоит в носу.

«Бомбежки были по двенадцать раз на день. Только вернемся из бомбоубежища, а сирена опять начинает выть. Гул от самолетов стоял страшный. Их было столько, что даже солнце заслоняли», — текут воспоминания М. С. Шульц. В одну из бомбежек она с подругами решила не ходить в бомбоубежище. «Мы съели всю свою пайку за раз: мало ли погибнем, так хоть она не пропадет, но Бог миловал», — улыбается Мария Семеновна. Немцы наступали. Начинался голод, продуктов не хватало. В городе отключили электричество, не было отопления, не работал водопровод, замолчало радио. Зима с 41-го на 42-й годы выдалась холодной, морозы начались рано. Паек сократился до минимума. Карточки, документы хранились в мешочках, которые на веревочке вешали на шею. Жизнь становилась невыносимой. Холод брал свое, а топить было нечем. Мария Семеновна, смущаясь, все время спрашивает, а надо ли рассказывать про то, как примерзали к стене волосы ночью, как стояли за скудным пайком в очереди, где эти жалкие граммы хлеба могли вырвать из рук, как покойников, не имея сил, сталкивали по лестничным пролетам парадных. Надо! В наше сытое и благополучное время мы порой забываем, какой ценой все это досталось.

«Наше общежитие находилось в Выборгском районе, недалеко от медицинской академии, завода «Русский дизель». Жизнь продолжалась. Завод даже в такое тяжелое время продолжал работать, давая продукцию для фронта», — вспоминает Мария Семеновна. Недалеко от общежития была булочная, в которой отоваривали карточки. Основной вход был заколочен, осталось только маленькое окошко.

shulc-1939.jpg

Через него и происходил обмен карточки на хлебный паек. Хлебом, пожалуй, этот кусок и не назовешь. Пекли его когда из бумаги, когда из муки с водой. Если самолет с мукой сбивали, то рассыпавшуюся муку собирали вместе с землей, и она тоже шла на хлеб. Но этот маленький кусок давал возможность жить дальше, бороться. Все вещи, более-менее приличные, выменивались на продукты по курсу: костюм из хорошей шерсти — буханка хлеба.

Ленинград после бомбежек горел. На улицах, в домах — повсюду были покойники. Смерть черным покрывалом накрыла Северную Пальмиру. Мария Семеновна вместе с подругами принимала участие в захоронении умерших. По распоряжению городских властей вместе с другими ходила по домам, проверяя после бомбежек разрушенные квартиры. «Никогда не забуду: в одну из таких проверок наткнулись на девочку, сидевшую среди развалин, ее родители погибли. Она сидела и просто молчала. Жутко это все вспоминать», — говорит М. С. Шульц. На излете первой зимы стало легче: защелкало радио, добавили паек. В городе свирепствовала цинга, поэтому к пайку давали 100 граммов клюквы, еловую или сосновую хвою, чтобы заваривать ее кипятком.

Силы были на исходе, двигаться от голода Мария Семеновна уже почти не могла. Однажды в дверь комнаты постучали, вошла представительница райкома комсомола и сказала, что надо эвакуироваться. Это было еще одно испытание, когда изможденную голодом молодую девушку везли на большую землю. Несмотря на слабость и болезнь, Мария Семеновна видела, что творилось вокруг. Раскуроченная техника, перевернутые танки, машины, земля в воронках от взрывов мелькали перед глазами, но главное, дали больше хлеба. Как вспоминает Мария Семеновна, были такие, кто, не удержавшись, съедал пайку сразу и тут же находил свою смерть. До Тихвина добирались с трудом. Состав простоял в пяти часах езды от него семь дней в ожидании, пока не отремонтируют железнодорожные пути. «Сам Тихвин горел, шли бои. Натерпелись много за эти семь дней. Беспомощных людей мучили болезни. Сколько народу умерло за эти дни!» – рассказывает Мария Семеновна, прося опустить все жуткие подробности. Она щадит молодое поколение, не знавшее таких страданий. «Много лет спустя я приезжала в Ленинград к дочери. Ходила по знакомым улицам, что-то узнавала, что-то изменилось после войны. Но трудно передать словами, какие чувства я испытала, побывав с сыном в одном из музеев, посвященных блокадным годам. Слезы подступили к горлу! Как мы смогли выстоять в том кошмаре?!» — вздыхает Мария Семеновна.

В родную деревню Марию Семеновну принесли на руках. Но туда она вернулась не одна. В дороге встретила девушку, которая была в плену, забрала ее с собой, так как той пристроиться было негде. И хотя деревенский дом был полон родственников, эту девушку приняли как свою, дали ей кров и заботу. Больше месяца Мария Семеновна приходила в себя. Когда дело пошло на поправку, она отправилась на работу. После болезни принимать участие в строительстве аэропорта она не могла. Физически ей было тяжело работать, но в это время как раз освободилось место секретаря в сельсовете. Там она впервые познакомилась с делопроизводством. Однако жизнь в колхозе не давала отсидеться за письменным столом. В страду М. С. Щульц вместе со всеми выходила и на равных трудилась на полях. На женских плечах выстоял тыл в годы войны. Работали и день и ночь. Тракторов было мало — их использовали на больших полях; здоровых сильных лошадей забрали для нужд армии. Женщинам приходилось на себе пахать землю.

Ярким пятном самого радостного воспоминания в этой череде трудных лет стал День Победы. Громкий стук в спящий дом разбудил всех. Неожиданным ранним гостем стал секретарь партийной организации колхоза, который и сообщил радостную новость. Счастье и слезы в майский день были в каждом доме. Счастье, что война кончилась, горе, что не все вернулись с нее. Беда жила и в доме семьи Шульц: брат Марии Семеновны, воевавший на карельском фронте, остался без ноги.

Но жизнь, как бы она сложна ни была, берет свое. 1945 год стал счастливым вдвойне: Мария Семеновна вышла замуж. Муж служил на Кольском полуострове, забрал сюда и свою молодую жену. Устроились сначала в Мончегорске у родни, потом оказались в Лапландии, где и прошла основная часть трудовой жизни ветерана. Более 25 лет отработала М.С. Шульц в диатомитовом цехе Оленегорского горно-обогатительного комбината в знакомой ей должности секретаря. Но не только секретарские обязанности выполняла она в эти годы. Как было принято в небольшом цехе, секретарь являлась и табельщиком, и кадровиком, и кассиром. Спустя столько лет Мария Семеновна уверенно рассказывает о том, что диатомитовые порошки применялись в качестве фильтров в самых разных отраслях: в медицинской, в авиационной, пищевой. Однако обжигание грязи с болота со временем стало нерентабельным, порошку нашли замену. И после закрытия цеха семья Шульц, в которой было уже четверо детей, в полном составе перебралась в Оленегорск. Без малого тридцать лет прошло уже с того времени.

3.jpg

На столе разложены фотографии, медали. Вся такая длинная жизнь может уместиться на столе. Самая главная медаль «За оборону Ленинграда» хранится в отдельной коробочке, блестят в солнечных лучах медали «В честь 60-летия полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады», «В память 300-летия Санкт-Петербурга», другие награды. Мария Семе-новна с гордостью говорит о том, что фотографии ее и мужа висят в Оленегорском краеведческом музее. Так уж распорядилась судьба, что сегодня в семье Марии Семеновны остались только две дочери, одна из которых живет в Санкт-Петербурге. Одиночество для нее долгим не бывает: две дочери приезжают по очереди по два раза в год. Мария Семеновна живо интересуется новостями, читает городскую газету и внимательно следит за тем, что происходит на комбинате: «Лишь бы не было войны, лишь бы молодежь пожила да не болела!»

Наталья РАССОХИНА.