Листая старые подшивки, приходится убеждаться, что несмотря на обилие исторических материалов о войне, голос ПРОСТОГО ЧЕЛОВЕКА практически не слышен. Написаны целые тома в угоду тому или иному идеологическому заданию. А если без идеологии? Разговаривая со свидетелями тех дней, начинаешь убеждаться, что войну они воспринимают в первую очередь как ТРАГЕДИЮ, а потом уже вспоминают «праздник со слезами на глазах». И хорошо, что день освобождения Заполярья начнется в Оленегорске не с торжеств, а с панихиды. Что чувствовали, что пережили жители Оленьей и других поселков в годы войны! Мы нашли таких людей. Вот незатейливые свидетельства о том, КАК ВСЕ БЫЛО.
«ВЫШЛИ МУЖИКИ. СТАЛИ СПОРИТЬ, ЧЕЙ САМОЛЕТ В ВОЗДУХЕ — НАШ ИЛИ НЕ НАШ?». Рассказывает ВЛАДИМИР ПАВЛОВИЧ СУВОРОВ
Boйну мы встретили в Оленьей. Лежали с бабкой на кровати (молодыми были). Вдруг наш дом начали с самолета обстреливать. Мы на пол — в чем дело? Когда жена вышла курей покормить, подошел к ней мужчина, проезжий из Мончегорска, и спрашивает:
— У вас в доме есть приемник?
— Нет, а что?
— Война, — говорит, началась! Вы не слышали?
Испугаться поначалу мы не успели, мужики вывалили на улицу, стали спорить, чей самолет в воздухе — наш или не наш? А он развернулся и начал поливать нас на пулемета — все сразу в лес побежали, рос он тогда на месте Оленегорска.
Немцы сначала все из пулеметов постреливали, но когда появились первые зенитчики — начали бомбить основательно. Много жертв в Оленьей было. Невестке нашей очередь по ногам прошлась. Когда все бежали, она в белом халате была — слишком заметная. До Мончегорской больницы довезти не успели — в дороге померла. Другой женщине грудь оторвало. Деда раненого принесли — старенького, спрашиваю.
— Дед, что с тобой?
— Да вот, — говорит, время пришло помирать...
И помер. Много наших железнодорожников полегло, а мы как-то спаслись. Я тогда приметил как только самолет на тебя пикирует, ползи ему навстречу — не попадет. Но если задом повернешься или побежишь — обязательно зацепит!
После каждого налета приходилось восстанавливать дорогу, работали ночью, в темноте, огонь нельзя было зажигать. Исправим за ночь, а утром ее снова бомбить начинают! Всю войну так и жили. Пока наши их не отогнали. Без света, с выбитыми окнами, спали не раздеваясь...
«КОЗЫ В ОЛЕНЬЕЙ ЖУТКО СООБРАЗИТЕЛЬНЫМИ ОКАЗАЛИСЬ...». Рассказывает АВГУСТА АЛЕКСЕЕВНА СУВОРОВА.
Однажды немец сильно ударил по станции. Все бросились к зданию, где билеты продавались, а один лейтенант у дороги остался. Когда волна схлынула — глянули, а на месте его только воронка! Никак не забыть все это. Помню при налете, бегу по дороге, растерялась, не знаю, куда свернуть, то ли направо — в пекарню, то ли налево — к дому. Свалилась у дома, прижалась к стене, а пекарню взрывом вдребезги разнесло. Меня не задело, лишь кирпич у виска пролетел.
Раньше многие в Oленьей коз держали. Что удивительно, местные козы к бомбежкам привыкли и жутко разборчивыми стали. Как наши летят — они пасутся спокойно, как немец покажется — они тягу в лес, только хвосты их и видели!
Железнодорожникам давали пайку — 600 граммов хлеба, а тем, кто не работал — 250 граммов. Но отношения между людьми были добрыми — никогда не ругались, не было ни воровства, ни мародерства. Было голодно, у почти всех — горе.
Мужу часто приходилось уезжать на восстановительные работы, ездил в Мурманск, горевший как свеча, ездил в Ваенгу. После командировок я его не узнавала, ведь приходилось работать сутками, спали там не раздеваясь. Сниму с него рубаху после такой командировки и ужасаюсь — воротник весь черный от вшей. Никого это не удивляло — такое трудное время было. Война...
«В ВОЙНУ ОТ ГОЛОДА СПАСАЛО ОЗЕРО». Рассказывает АНАСТАСИЯ СТЕПАНОВНА НИКОНОВА.
Я работала стрелочницей в Ягельном Бору. Муж на фронте, я с детьми. Наш разъезд бомбили меньше, чем узловые станции. На Имандре, к примеру, немцы целый состав спалили. Но нам тоже доставалось. Когда саперы разряжали неразорвавшуюся бомбу, то сказали, что такой еще не видели — если б взорвалась, то никто б не уцелел!
Однажды я чуть сына не лишилась, он играл на крылечке, когда объявили воздушную тревогу. Только успела затащить его в комнату, как крыльцо и крышу очередь пулеметная прошила... Уберегла от пули.
А от голода нас спасало озеро — кто не ленился, тот не голодал. Я сама рыбачила, сама крючки ставила.
«ВЗЯЛА НОВОРОЖДЕННОГО НА РУКИ. А ДВОЕ ДРУГИХ ЗА ПОДОЛ УЦЕПИЛИСЬ...» Рассказывает РАИСА АНДРИЯНОВНА ПЕРЕПЕЛИЦА.
22 июня я родила сына. Лежала на столе в имандровском родильном бараке. Сына положили в кроватку у окна. Вдруг вбегает врач и кричит: «Всем на пол!» Спасибо Фаине Григорьевне — акушерке, она накрыла нас от осколков толстым пуховым одеялом, Ахнуло... Стекла враз повылетали, дети кричат, роженицы кричат. Мне стало жалко детишек, я подползла к окну и закрыла его одеялом.
Часу после родов не прошло, как скомандовали всем бежать в лес. Немецкие летчики пикировали ниже проводов, так низко, что можно было разглядеть их усмешки. Было жутко, когда они махали нам перчаткой, я взяла новорожденного на руки, а двое других моих детей уцепились за подол — так и пошли. Больше суток мы скрывались в овраге, а потом, как утихло, пошли домой. Шедшие впереди нас мужики предупредили: в peчкy Гольцовку упала бомба... И тут как ухнет! У дочери и племянницы глаза были навыкате. Маленькая племянница после этого так и не смогла оправиться — умерла от потрясения...
Потом имандровских мужиков забрали на фронт, а женщины вырыли неглубокую яму в овраге и накрыли досками — там и прятались,.. Верховодила всеми жена милиционера, у нее мужа в армию не взяли, чем она очень гордилась. В укрытие не пускали, если народу много набивалось — приходилось пережидать бомбежку там, где застанет.
Бомбили дорогу и леспромхоз. Где много народу — обязательно туда ударят. Подстанцию в Имандре знаете? Ее с дороги видно. Немцы все старались ее разбомбить, но ни разу не попали, лишь ограду разнесли.
А рядом садик был, где я работала. Дети там находились круглосуточно, потому что их матерей посылали в лес на трудповинность – бревна валить. В детсадике все болели поголовно дизентерией. Во время затишья больных деток повезли в Мончегорск на катере (тогда катера по Имандре ходили). Дочке моей там лучше стало, а вот полуторамесячного сына уберечь не удалось — ослаб от болезни.
Когда пошел второй год войны, меня перевели на работу в Колу. Мой муж после ранения лежал рядом — в Выходном. Поехали его навестить и чуть второго ребенка не потеряла! Попросила женщину на перроне присмотреть за дитем, а сама ненадолго отлучилась. Тут — налет! Станция горит, а я реву! Хожу по перрону — нет никого... Потом меня кто-то увел в укрытие. После налета местность не узнала — все разбито! Но Бог спас — нашла я ребенка, он с той женщиной находился в бомбоубежище. Потом до окончания войны я работала в Коле. Посылали нас рыть окопы н траншеи. выгружать вагоны. Рабочий день длился до упаду. Что говорить, если даже лошади от усталости валились... Вот так!
Сколько лет прошло, но не могу забыть этого. Все вам, как есть, рассказала. Знающие люди подтвердят — ни убавила, ни прибавила.
Спасибо Владимиру Павловичу и Августе Алексеевне Суворовым, Анастасии Степановне Ни-коновой и Раисе Андрияновне Перепелице за их рассказы. Наверняка кто-то еще захочет поделиться своими воспоминаниями — позвоните нам, ведь история пишется не только в праздники.