Войну он встретил необстрелянным юнцом. Военный лагерь, расположенный южнее Бреста, в лесу, немцы разбомбили в первое же утро.
Смешались на большаках беженцы и отходившие войска. Кружились над ними стервятники с крестами на крыльях и уничтожали все живое. Сворачивали красноармейцы в леса, шли по топям, сохраняя силы.
– Да, туго было, — говорит Юлий Матвеевич. Добрые светлые глаза его темнеют, у губ появляется жесткая складка. – Под Слуцком превратился в артиллериста. Стал заряжающим, но не долго. В одном бою остались мы без пехоты. Бомбежка, артобстрел, а мы одни и с пехотой и с танками схватились. Потеряли почти все орудия. Отошли.
— А под Бобруйском я стал пулеметчиком. Приставили меня вторым номером к старшему сержанту Черному. Цыганистый такой, бойкий и храбрый. Научил он меня солдатской стойкости и сноровке. Зарылись мы с ним на высоте в землю. Кругом все грохочет и воет, так и вдавился бы я в землю, а ему ничего. Косит и косит фрицев. Ходила наша пехота в штыки, в три цепи. Да у немцев минометы, танки, автоматы — редели наши цепи на глазах. Ночью ушли за Березину. Мимо дома своего прошел. Не забежал, отстать побоялся.
Отдали Рогачев и несколько раз переплывали через Днепр, снова отбивая город. И опять уходили. Сколько труда! Попал я там в гаубичный полк и с ним пробивался через Хутор Михайловский до самых брянских лесов. Но вся наша 13-я армия уже была окружена. Остались мы прикрывать отход. Больше суток держались, а ночью сняли замки с орудий и разошлись. Стрелять нечем стало.
Выбирались мы из окружения втроем. Один по дороге исчез куда-то, я с другим до конца держался вместе. В Курской области на своих вышли.
...Ну, а потом началось наступление под Москвой. Воспрянули мы духом и тоже вперед. Елец взяли.
В январе 1943 года партийный билет прямо на передовой под огнем вручили. В апреле звание младшего лейтенанта присвоили. А тут и Курская дуга летом подоспела.
На рассвете июньского дня немцы такую артподготовку сделали, что, казалось, и полевых мышей не останется. Но и наши им дали прикурить. Мощнее били. Уж вот когда мы ему настоящую почувствовали! Тогда фашисты танки и авиацию пустили в дело. И пошли. День и ночь смешались в одно. Но за пятеро суток мы всего на шесть километров отступили, да и те за день назад вернули.
После Курска меня на переподготовку отправили, а оттуда в Войско Польское. О наступлении вроде и рассказывать нечего. На крыльях летели. Штурмовал Варшаву, Познань, Флатов, Ястров, Дейчкрон, Кольберг. Германскую группировку громили. Там наша 4-я Польская дивизия особенно отличилась. В Ястрове нас немцы ждали с востока, а комдив решился на обходный маневр. Мои минометчики даже пехоту обогнали и первые завязали бой. Все успешно шло, да ротного ранили. Заменить его мне пришлось.
Гарнизон портового города Кольберга поддерживал флот. А высокие дома мешали нашим артиллеристам вести прицельный огонь. Тут уж мы, минометчики, поработали. На станции два вагона мин у немцев «подзанять» пришлось. Все пригодились! Ну, оттуда на Штеттин, на Берлин с севера. Овладели Северными высотами, откуда все змеиное гнездо видно. Четыре канала под огнем форсировали.
Кончилась война. Но мне еще повоевать пришлось. Наша дивизия стала корпусом государственной безопасности Польши. Мутили тогда воду недобитые бендеровцы. Был я командиром оперативной роты в Ршешовском воеводстве. Преследовали мы одну крупную банду. Напала она па воинскую автоколонну. Похватала продукты, как свора волчья, часть охраны перебила. А тут мы нагрянули. Загнали бандитов в болото и обложили. До темноты их обязательно нужно было уничтожить. Ждал я ракету-сигнал о взаимодействии. Не вытерпел и высунулся из укрытия. Тут меня пуля по макушке и погладила.
После госпиталя демобилизовался и в 1947 году махнул сюда на север. Сначала в Мончегорске пять лет трудился, а остальное здесь в Оленегорске. Дети здесь выросли. Теперь уже не отпускает нас от себя Кольский край. Породнились.
А. Савенков